Корнелий Абрамцев
ТРИНАДЦАТЫЙ ОБЫСК (РУКАВА)
Готовиться к любовному марафону Лев Викентьевич начал заранее. Всю свою премию за новый роман отдал жене. Посоветовал на эти деньги поехать на юг с детьми. И пожить в свое удовольствие хоть все лето. Жена примерно так и сделала. Правда, на все лето мужа одного оставить не решилась – скучно будет бедолаге. Купила путевки в санаторий «Мать и дитя» на 24 дня.
Лев Викентьевич время даром не терял. Сразу начал обзванивать кадры – девушек в первую очередь! Женщин-сверствниц – во вторую. Неудачи начались с самого начала. Елена, на которую в основном делал он ставку, из игры выходила. Елена выходила замуж и ей было не до Викентьевича. Лев расстроился, но не очень, и кинулся звонить Мариночке. Но, увы! Мариночка вечером уезжала с какими-то лоботрясами сплавляться на плотах. Вздохнув, Лев стал звонить Лидочке. Лидочка была рада звонку, но участвовать в любовных играх наотрез отказалась. Рассказала, что она беременна уже пятый месяц, и у нее сейчас задаче не по любовникам ходить, а заарканить и дотащить до ЗАГСа папашу ее будущего ребенка.
Лев Викентьевич запаниковал. Девушки кончились. Позвонил Тамаре, подруге своей жены. Нарисовал картину их тайной совместной любви, но в ответ услышал, что Тамаре сейчас не до этого. У мужа инсульт, и глубокий. И она сидит у постели больного с вечера до утра и с утра до вечера. Викентьевич приуныл и с горя позвонил лучшей подруге своей жены, довольно противной даме, не особенно надеясь, да и не испытывая большого желания. Но Ирочка мгновенно согласилась. Она только что развелась с третьим мужем и была свободна, как птица. Птица прилетела вечером, причем с вещами, радостно сказала, что будет жить у Льва Викентьевича до самого возвращения его семьи. Викентьевич не понял, что он больше от этого испытывает – ужас или предвкушение страсти.
Викентьевичу удалось выселить Ирочку только за три дня до приезда своих, и он бросился заметать следы ее пребывания и своего загула. Это были три кошмарных дня. Лев Викентьевич уничтожал и подчищал следы Ирочки в своей квартире, и конца этой работы не видел. Кругом были ее рыжие волосы, обломанные зубья гребешков, следы губной помады. Косметика, которой не пользовалась его жена, даже интимное белье было распихано в самых невероятных местах. Проклиная все на свете, Викентьевич двенадцатый раз проводил осмотр и генеральную уборку квартиры.
- Ну, кто у тебя был? Кого приводил? – был первый вопрос жены.
- Что ты, дорогая? Разве я позволю? Хотя, вообще-то заходил Ушац и Красовский. Пропустили по паре рюмок. Все было пристойно.
- Вижу, вижу, - говорила жена. –Чистота идеальная, кухня сверкает! Посмотрим, что у тебя в ванной комнате.
И начался тринадцатый обыск. Но Викентьевич был уверен, что ванная его не подведет. Там все блестело. Но из ванной раздался голос жены.
- Так кто у тебя был?
- Никого не было!
- Не ври, мерзавец! Я даже знаю кто… - жена вышла из ванной, и в руках у нее был банный халат. – Что это?
- Это твой купальный халат!
- Кто его надевал?
- Ну не я же…
- Нет! Не ты! Но я скажу тебе кто… Ирка потаскуха надевала! На рукава посмотри, недоумок! Из всех нас только она одна подворачивает рукава халата. У нее ручки короткие. Мы еще в студенческие годы заметили, что она у халатов рукава подворачивает. Руки короткие, но она ими прекрасно до всего…
Викентьевич видел, что жена что-то говорит еще, но слов не слышал, потому что получил две увесистые затрещины, и лето у него в голове мгновенно повернулось на осень…